Культура
ЛЕОНИД ПАРФЕНОВ: НАША ПРОФЕССИЯ - НЕ САМАЯ ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ
05 июля
Он остался на НТВ, где продолжает успешно свою журналистскую миссию, еженедельно преподнося нам развлекательно-аналитические "Намедни" и чуть реже - просветительски-наглядные серии "Российской империи". А до этого он многое успел сделать на телевидении, хотя на факультете журналистики ЛГУ специализировался совсем по другой кафедре. Получив диплом о высшем образовании, молодой специалист отправился в родную Вологодскую область, где и началась его профессиональная карьера. Однако в Москве на Центральном телевидении он оказался уже через несколько лет. С момента основания НТВ Парфенов служит на этом канале. Но, как заноза, сидел во мне вопрос Леониду Геннадьевичу о том, почему все же он не ушел с НТВ. Ответ был прямым и, как мне показалось, искренним...
- Я считаю, что каждый должен заниматься своим делом. А использовать эфир в борьбе за свои меркантильные интересы - не есть хороший тон. Я и ребятам и до, и после того эфира об этом говорил. Они не хотели никак понять, что журналист зависит от того, кто является хозяином издания, радиостанции или телеканала.
- Нынешний хозяин НТВ вас устраивает?
- Я несколько раз общался с Борисом Йорданом...
- В связи с политическими установками?
- Да нет. В связи с нашими планами продолжения цикла "Российская империя". Он обещал поддержать проект.
- Как далеко вы зайдете с исследованиями отечественной истории?
- Раз цикл называется "Российская империя", то формально мы должны довести повествование до последних дней царствования Николая Второго. Но материала мы уже отсняли аж до 80-х годов прошлого века. Ведь ХХ век был веком советской империи, так что, видимо, придется продолжать цикл и после 1917 года.
- Вы все факты проверяете?
- Стараемся. Помнить все даты и цифры просто физически невозможно. Ошибки бывают, но о них я умолчу. В конце концов мы же не учебную телепрограмму создаем.
- Вас не смущает, что подрастающее поколение учит историю не по учебникам, а "по Парфенову"?
- На упреки в увлечении историей я всегда отвечаю словами Жванецкого: "Ничего не помню, я забыть не могу!"
- А вы помните, когда в вашем доме впервые появился телевизор?
- Где-то в конце 60-х годов. У нас их было два: один давал только "картинку", другой - только звук. Но поскольку они стояли в одном углу, то была полная иллюзия, что все видишь как в настоящем работающем "ящике".
- Леонид, вы, как ведущий аналитической программы...
- Я - не ведущий аналитической программы. Зачем надо определять жанры? Жанр на телевидении, по-моему, может быть только один: cкучно зрителю у телевизора или нет. Если ему не жалко времени, проведенного за сидением у "ящика", значит, мы делаем интересное и нужное телевидение. "Скучно - нескучно" - единственный критерий.
- В советское время было скучное телевидение?
- Оно было другим и не таким разным, как сейчас. От того-то, наверное, и любая оригинальная идея, любая яркая индивидуальность были заметнее. Нынче легко спрятаться за всякие технические ухищрения, прямые включения, эффектные архивные съемки. Но личность все равно, как в рентгеновском аппарате, просвечивает сквозь любой хитроумный текст.
- А как же "картинка"?
- "Картинка" обязательно должна присутствовать. Говорящие головы быстро надоедают. Людям надо на что-то смотреть. Им, строго говоря, "по барабану": к нашему или не нашему берегу выбросило бедных китов. Главное, что они этих китов видят своими глазами. Им это интересно, потому что мир благодаря телевидению представляется им открытым и доступным. А если это дед Пахом, недавно слезший с печки, то тогда ему и эти киты абсолютно безразличны и ему не нужен наш рассказ о том, как Касьянов с кем-то встретился там в Нью-Йорке на Всемирном экономическом форуме. Он же не живет этими проблемами. Сегодня у нашего зрителя слишком беспокойная жизнь, чтобы он еще и всерьез интересовался глобальными международными проблемами. Он задерган, замотан и, придя вечером домой, хочет отдохнуть. Он бьется за жизнь, в этом его самый сильный интерес. Мы научились его "цеплять". В этом профессионально мы достигли почти края.
- Так что же ему, зрителю, интересно?
- То, что трогает, то, где есть история. Вот, например, уход Сен-Лорана. Жил себе дядька, любил мужиков сорок лет, а потом взял да и ушел из большой моды. Вот, например, аргентинский дефолт. Можно объяснить, как плохо теперь живет простая аргентинская семья. Наглядно, чтобы все поняли.
- В сборе информации, например, о международной жизни вы опираетесь на зарубежные источники?
- Меня абсолютно не интересует происхождение информации. Цена ее одна. Недавно мы заключили договор с журналом "Пари-матч". Они поддерживают нас там, а мы их - здесь.
- Для вас существуют какие-либо запреты на определенные темы, проблемы, личностей?
- Нет никаких запретов. Можно рассказывать все. Весь вопрос: как. Каждый раз человек в кадре или у микрофона решает для себя проблему сам. Что бы кто ни говорил, но людей всегда волнуют одни и те же темы: смерть, любовь, деньги, катастрофы, потому что они могут как-то повлиять на их жизнь. Но при том, что мы сегодня почти мгновенно на всей планете получаем одни и те же факты, есть 150 разных способов рассказать об одном и том же. Мы исходим из того, что все же владеем ремеслом. Ведущий должен чувствовать, как ему подавать те или иные проблемы, факты, мнения. Многое зависит от контекста. Например, трагедия 11 сентября случилась во вторник. По горячим следам все каналы информацию уже отработали. Все попытки показать произошедшее так или этак уже были в эфире. Наше "Намедни" выходит в воскресенье. Поэтому мы фактически смонтировали музыкальный видеоролик на музыку вагнеровского "Полета Валькирий". Это было более всего похоже на "Апокалипсис наших дней". И в итоговом выпуске мы так и сказали, что никто и представить себе не мог, что "Апокалипсис наших дней случится однажды в Америке". Вот и все, что мы смогли оригинального сделать. Ведь темы-то у всех каналов и информационных программ одни и те же, в результате вся разница - в аранжировке. Это особенно заметно, когда берется одна тема.
- Вы считаете, что телевидение должно поддерживать какие-то важные для государства темы?
- Мало ли чего я считаю. Например, я считаю, что телевидение вообще не должно быть государственным. Я делаю свое дело и не занимаюсь критикой.
- Но реальность-то вокруг существует...
- Для меня важна другая реальность: хорошо снят план или плохо. Главное - вопрос качества. Мне кажется, что большинство зрителей выбирает для себя какую-то одну программу. Есть, конечно, и те, которые смотрят и "Вести недели", и "Намедни", но их меньшинство.
- А вы смотрите программы других коллег?
- Мне, честно говоря, некогда их смотреть. Этим у нас занимаются другие люди.
- Вы часто используете свой опыт кинозрителя для имиджевого решения программы?
- Все откуда-то берешь, так или иначе исходя из собственного вкуса. Читаешь книжки, набираешься впечатлений в поездках. Конечно, когда смотришь фильм Альмодовара, то вовсе не думаешь: "А вот это я иcпользую у себя в программе!" Если ты находишься внутри процесса, то сам понимаешь: какой должен быть следующий твой шаг, какая реплика, какая заставка, какой кадр.
- Получается так, что ваши открытия начинают использовать другие...
- Пусть используют. Мы находимся в условиях капиталистического производства и полной свободы творчества. Я работаю на себя и для себя. А воровали и воровать будут всегда друг у друга.
- В титрах программы "Намедни" ваше участие обозначается как автор и ведущий. А кем считаете себя вы сами?
- Я на телевидении работаю самим собою. У нас гуманитарная профессия, следовательно, мой стиль - это я сам. Помните цитату классика: стиль - это человек. Кем работает Ларри Кинг в своем ток-шоу вот уже три десятка лет? Он работает Ларри Кингом - и никем другим.
- Вы никогда не задумывались, почему вам это удается, а другим - нет?
- Это моя профессия. Я этому учился. А в поисках нового всегда есть некоторая наглость. Я просто работаю и никаких оценок себе сам давать не собираюсь. Говорю, одеваюсь, делаю передачи так, как считаю нужным. Наша профессия - не самая демократическая. Ты всегда навязываешь себя аудитории, которая включает телевизор каждый вечер и пять вечеров подряд смотрит мои передачи про Пушкина.
- Легко догадаться, какими словами иные любители изящной словесности приветствовали этот цикл...
- Мы не Пушкинский Дом. И факты из жизни поэта отбирали по принципу телегеничности. Мы не научное подразделение, а всего-навсего телевидение. Я уже не раз сталкивался с тем, что как только телевидение делает хотя бы шаг в сторону от того, что существует десятилетиями в зарубежном телевидении, то сразу теоретики и критики начинают об этом снисходительно рассуждать: мол, все это получается не так, как надо.
- А как надо?
- Чтобы зрителю не было ск-у-у-у-чно! В этом и есть наш профессиональный риск, когда ты должен удержать зрителей на своем канале. Есть профессионалы, которым это удается много лет подряд.
- Вы работаете без суфлера?
- Да, во-первых, я близорук. Во-вторых, мне так проще, потому что тексты писал и пишу сам и "под себя". Особенно во время съемок "Российской империи". Не тащить же суфлера с собою в Лондон или в Петербург, чтобы снять проход по середине Невского проспекта? Правда, в последнее время в программе "Намедни" в некоторых случаях стал использовать телесуфлер.
- А откуда возникла идея с иллюстративным материалом во время программы?
- Из школьных воспоминаний. Помните уроки биологии или ботаники? Как нам показывали чучело совы или на уроке химии демонстрировали реакцию в растворе медного купороса. Зритель может и не запомнить показатели экономического роста страны, запланированные правительством. А увидит график подъема своего благосостояния на будущие три десятка лет и поймет, что на его жизнь работы хватит.
- У вас никогда не было соблазна самому заняться режиссурой?
- Мне больше интересен факт сам по себе, чем его интерпретация. Я много раз убеждался, что действительность гораздо богаче нашего воображения. Вот придумали мы снять то самое знаменитое "небо Аустерлица", так пришлось нашему оператору на себе втаскивать камеру на тот самый холм, где лежал князь Андрей из толстовского романа "Война и мир". И это только одна задумка. А представляете себе, сколько их надо придумать на два часа экранного действия? Все, что смоделировано в голове, так или иначе "головным" и оказывается в результате. Есть, конечно, великие сюжеты, которые становятся жизнью.
- Мы можем сказать, что зритель, посмотрев вашу программу "Намедни", получит хотя бы какое-нибудь преставление о реальности?
- Вы на нас накладываете какую-то несусветную ответственность, как будто мы - единственное окно в мир. Ну хорошо, он не получит этого представления. Смешно возлагать на один час и десять минут живого эфира такие надежды. К счастью, сегодня зрителю никакие другие пути не заказаны. Информацию он может получить и благодаря другим источникам. Мир информационно раскрыт, и надо уметь пользоваться этими возможностями. Наша программа - лишь одна из них.
- А вы уже научились ими пользоваться?
- Мне кажется, что да. Во всяком случае, мы как-то с оператором подсчитали, что за время съемок "Российской империи" нам удалось побывать в 65 городах. Думаю, что и это не предел.
- Однако, по-моему, на такие перемещения во времени и пространстве нужно много денег. Судя по вашей популярности, у программы должно быть немало спонсоров...
- Я вас разочарую. Мы не шикуем во время командировок, а экономим. Овес нынче везде дорог. Спонсоров нет. Точнее, есть, но один. Родное НТВ.
- Те, кто ушел с НТВ, с вами здороваются при встрече?
- По-разному. Если кто-то здоровается, то я киваю в ответ.
- А если нет?
- Это их проблемы.
СЕРГЕЙ ИЛЬЧЕНКО
- Я считаю, что каждый должен заниматься своим делом. А использовать эфир в борьбе за свои меркантильные интересы - не есть хороший тон. Я и ребятам и до, и после того эфира об этом говорил. Они не хотели никак понять, что журналист зависит от того, кто является хозяином издания, радиостанции или телеканала.
- Нынешний хозяин НТВ вас устраивает?
- Я несколько раз общался с Борисом Йорданом...
- В связи с политическими установками?
- Да нет. В связи с нашими планами продолжения цикла "Российская империя". Он обещал поддержать проект.
- Как далеко вы зайдете с исследованиями отечественной истории?
- Раз цикл называется "Российская империя", то формально мы должны довести повествование до последних дней царствования Николая Второго. Но материала мы уже отсняли аж до 80-х годов прошлого века. Ведь ХХ век был веком советской империи, так что, видимо, придется продолжать цикл и после 1917 года.
- Вы все факты проверяете?
- Стараемся. Помнить все даты и цифры просто физически невозможно. Ошибки бывают, но о них я умолчу. В конце концов мы же не учебную телепрограмму создаем.
- Вас не смущает, что подрастающее поколение учит историю не по учебникам, а "по Парфенову"?
- На упреки в увлечении историей я всегда отвечаю словами Жванецкого: "Ничего не помню, я забыть не могу!"
- А вы помните, когда в вашем доме впервые появился телевизор?
- Где-то в конце 60-х годов. У нас их было два: один давал только "картинку", другой - только звук. Но поскольку они стояли в одном углу, то была полная иллюзия, что все видишь как в настоящем работающем "ящике".
- Леонид, вы, как ведущий аналитической программы...
- Я - не ведущий аналитической программы. Зачем надо определять жанры? Жанр на телевидении, по-моему, может быть только один: cкучно зрителю у телевизора или нет. Если ему не жалко времени, проведенного за сидением у "ящика", значит, мы делаем интересное и нужное телевидение. "Скучно - нескучно" - единственный критерий.
- В советское время было скучное телевидение?
- Оно было другим и не таким разным, как сейчас. От того-то, наверное, и любая оригинальная идея, любая яркая индивидуальность были заметнее. Нынче легко спрятаться за всякие технические ухищрения, прямые включения, эффектные архивные съемки. Но личность все равно, как в рентгеновском аппарате, просвечивает сквозь любой хитроумный текст.
- А как же "картинка"?
- "Картинка" обязательно должна присутствовать. Говорящие головы быстро надоедают. Людям надо на что-то смотреть. Им, строго говоря, "по барабану": к нашему или не нашему берегу выбросило бедных китов. Главное, что они этих китов видят своими глазами. Им это интересно, потому что мир благодаря телевидению представляется им открытым и доступным. А если это дед Пахом, недавно слезший с печки, то тогда ему и эти киты абсолютно безразличны и ему не нужен наш рассказ о том, как Касьянов с кем-то встретился там в Нью-Йорке на Всемирном экономическом форуме. Он же не живет этими проблемами. Сегодня у нашего зрителя слишком беспокойная жизнь, чтобы он еще и всерьез интересовался глобальными международными проблемами. Он задерган, замотан и, придя вечером домой, хочет отдохнуть. Он бьется за жизнь, в этом его самый сильный интерес. Мы научились его "цеплять". В этом профессионально мы достигли почти края.
- Так что же ему, зрителю, интересно?
- То, что трогает, то, где есть история. Вот, например, уход Сен-Лорана. Жил себе дядька, любил мужиков сорок лет, а потом взял да и ушел из большой моды. Вот, например, аргентинский дефолт. Можно объяснить, как плохо теперь живет простая аргентинская семья. Наглядно, чтобы все поняли.
- В сборе информации, например, о международной жизни вы опираетесь на зарубежные источники?
- Меня абсолютно не интересует происхождение информации. Цена ее одна. Недавно мы заключили договор с журналом "Пари-матч". Они поддерживают нас там, а мы их - здесь.
- Для вас существуют какие-либо запреты на определенные темы, проблемы, личностей?
- Нет никаких запретов. Можно рассказывать все. Весь вопрос: как. Каждый раз человек в кадре или у микрофона решает для себя проблему сам. Что бы кто ни говорил, но людей всегда волнуют одни и те же темы: смерть, любовь, деньги, катастрофы, потому что они могут как-то повлиять на их жизнь. Но при том, что мы сегодня почти мгновенно на всей планете получаем одни и те же факты, есть 150 разных способов рассказать об одном и том же. Мы исходим из того, что все же владеем ремеслом. Ведущий должен чувствовать, как ему подавать те или иные проблемы, факты, мнения. Многое зависит от контекста. Например, трагедия 11 сентября случилась во вторник. По горячим следам все каналы информацию уже отработали. Все попытки показать произошедшее так или этак уже были в эфире. Наше "Намедни" выходит в воскресенье. Поэтому мы фактически смонтировали музыкальный видеоролик на музыку вагнеровского "Полета Валькирий". Это было более всего похоже на "Апокалипсис наших дней". И в итоговом выпуске мы так и сказали, что никто и представить себе не мог, что "Апокалипсис наших дней случится однажды в Америке". Вот и все, что мы смогли оригинального сделать. Ведь темы-то у всех каналов и информационных программ одни и те же, в результате вся разница - в аранжировке. Это особенно заметно, когда берется одна тема.
- Вы считаете, что телевидение должно поддерживать какие-то важные для государства темы?
- Мало ли чего я считаю. Например, я считаю, что телевидение вообще не должно быть государственным. Я делаю свое дело и не занимаюсь критикой.
- Но реальность-то вокруг существует...
- Для меня важна другая реальность: хорошо снят план или плохо. Главное - вопрос качества. Мне кажется, что большинство зрителей выбирает для себя какую-то одну программу. Есть, конечно, и те, которые смотрят и "Вести недели", и "Намедни", но их меньшинство.
- А вы смотрите программы других коллег?
- Мне, честно говоря, некогда их смотреть. Этим у нас занимаются другие люди.
- Вы часто используете свой опыт кинозрителя для имиджевого решения программы?
- Все откуда-то берешь, так или иначе исходя из собственного вкуса. Читаешь книжки, набираешься впечатлений в поездках. Конечно, когда смотришь фильм Альмодовара, то вовсе не думаешь: "А вот это я иcпользую у себя в программе!" Если ты находишься внутри процесса, то сам понимаешь: какой должен быть следующий твой шаг, какая реплика, какая заставка, какой кадр.
- Получается так, что ваши открытия начинают использовать другие...
- Пусть используют. Мы находимся в условиях капиталистического производства и полной свободы творчества. Я работаю на себя и для себя. А воровали и воровать будут всегда друг у друга.
- В титрах программы "Намедни" ваше участие обозначается как автор и ведущий. А кем считаете себя вы сами?
- Я на телевидении работаю самим собою. У нас гуманитарная профессия, следовательно, мой стиль - это я сам. Помните цитату классика: стиль - это человек. Кем работает Ларри Кинг в своем ток-шоу вот уже три десятка лет? Он работает Ларри Кингом - и никем другим.
- Вы никогда не задумывались, почему вам это удается, а другим - нет?
- Это моя профессия. Я этому учился. А в поисках нового всегда есть некоторая наглость. Я просто работаю и никаких оценок себе сам давать не собираюсь. Говорю, одеваюсь, делаю передачи так, как считаю нужным. Наша профессия - не самая демократическая. Ты всегда навязываешь себя аудитории, которая включает телевизор каждый вечер и пять вечеров подряд смотрит мои передачи про Пушкина.
- Легко догадаться, какими словами иные любители изящной словесности приветствовали этот цикл...
- Мы не Пушкинский Дом. И факты из жизни поэта отбирали по принципу телегеничности. Мы не научное подразделение, а всего-навсего телевидение. Я уже не раз сталкивался с тем, что как только телевидение делает хотя бы шаг в сторону от того, что существует десятилетиями в зарубежном телевидении, то сразу теоретики и критики начинают об этом снисходительно рассуждать: мол, все это получается не так, как надо.
- А как надо?
- Чтобы зрителю не было ск-у-у-у-чно! В этом и есть наш профессиональный риск, когда ты должен удержать зрителей на своем канале. Есть профессионалы, которым это удается много лет подряд.
- Вы работаете без суфлера?
- Да, во-первых, я близорук. Во-вторых, мне так проще, потому что тексты писал и пишу сам и "под себя". Особенно во время съемок "Российской империи". Не тащить же суфлера с собою в Лондон или в Петербург, чтобы снять проход по середине Невского проспекта? Правда, в последнее время в программе "Намедни" в некоторых случаях стал использовать телесуфлер.
- А откуда возникла идея с иллюстративным материалом во время программы?
- Из школьных воспоминаний. Помните уроки биологии или ботаники? Как нам показывали чучело совы или на уроке химии демонстрировали реакцию в растворе медного купороса. Зритель может и не запомнить показатели экономического роста страны, запланированные правительством. А увидит график подъема своего благосостояния на будущие три десятка лет и поймет, что на его жизнь работы хватит.
- У вас никогда не было соблазна самому заняться режиссурой?
- Мне больше интересен факт сам по себе, чем его интерпретация. Я много раз убеждался, что действительность гораздо богаче нашего воображения. Вот придумали мы снять то самое знаменитое "небо Аустерлица", так пришлось нашему оператору на себе втаскивать камеру на тот самый холм, где лежал князь Андрей из толстовского романа "Война и мир". И это только одна задумка. А представляете себе, сколько их надо придумать на два часа экранного действия? Все, что смоделировано в голове, так или иначе "головным" и оказывается в результате. Есть, конечно, великие сюжеты, которые становятся жизнью.
- Мы можем сказать, что зритель, посмотрев вашу программу "Намедни", получит хотя бы какое-нибудь преставление о реальности?
- Вы на нас накладываете какую-то несусветную ответственность, как будто мы - единственное окно в мир. Ну хорошо, он не получит этого представления. Смешно возлагать на один час и десять минут живого эфира такие надежды. К счастью, сегодня зрителю никакие другие пути не заказаны. Информацию он может получить и благодаря другим источникам. Мир информационно раскрыт, и надо уметь пользоваться этими возможностями. Наша программа - лишь одна из них.
- А вы уже научились ими пользоваться?
- Мне кажется, что да. Во всяком случае, мы как-то с оператором подсчитали, что за время съемок "Российской империи" нам удалось побывать в 65 городах. Думаю, что и это не предел.
- Однако, по-моему, на такие перемещения во времени и пространстве нужно много денег. Судя по вашей популярности, у программы должно быть немало спонсоров...
- Я вас разочарую. Мы не шикуем во время командировок, а экономим. Овес нынче везде дорог. Спонсоров нет. Точнее, есть, но один. Родное НТВ.
- Те, кто ушел с НТВ, с вами здороваются при встрече?
- По-разному. Если кто-то здоровается, то я киваю в ответ.
- А если нет?
- Это их проблемы.
СЕРГЕЙ ИЛЬЧЕНКО
