Культура
БРОШЕННЫЕ ЖЕНЫ И ОБМАНУТЫЕ МУЖЬЯ
19 января
КАК ТЫ МОГ?
На Новый год хочется подарить зрителю что-нибудь веселое, праздничное, оптимистичное. Поэтому петербургские театры показали "Медею" (Молодежный) и "Екатерину Ивановну" (БДТ). Кажется, что общего между Ануем, Еврипидом (они вдвоем преподнесли заготовки для "Медеи") и нашим земляком Леонидом Андреевым? Однако ж умелый мозг режиссеров Алексея Утеганова и Николая Пинигина вытащил из старых пьес удобопонятное и во многом схожее содержание. Точнее, они посмотрели на вечно будоражащую ситуацию супружеской измены с двух точек зрения: мужественный Утеганов с женской позиции ("Как ты мог? А вот я тебе!"), а умудренный опытом Пинигин - с мужской ("Как ты могла? А ну тебя!"). На этом можно было бы мою реляцию закончить, но есть еще моменты этические и эстетические, их пока нельзя обойти.
ИРЛАНДСКОЕ РАГУ
Этика критика заставляет признать право актера на поиск. И почему бы Дарье Юргенс (в девичестве Лесниковой) не поработать в течение полугода над привлекающим ее сюжетом вместе с молодым режиссером и еще более молодым артистом Василием Гузовым (заметим, выложившись до предела своих творческих возможностей)? Правда, функция Василия не совсем понятна. В программке значится персонаж Молодой человек, однако Гузов, видимо, должен воплощать бездушное, бездумное, холодное мужское начало. И не суть важно, что в мужскую оболочку помимо Ясона, Креонта, Мальчика влез текст Кормилицы. Утеганов вообще с элегантной простотой соединил прозаический перевод В. Дмитриева (Ануй) со стихотворным Иннокентия Анненского (Еврипид). Если бы еще добавить сюда щепотку от "Медеи" Сенеки и "Медеи" Людмилы Разумовской, получилось бы настоящее ирландское рагу.
КАК ДОПЕЧЬ НЕВЕРНОГО СУПРУГА
Но вернемся в Измайловский сад к нашей брошенной на полу героине. Что же собственно происходит на сцене? Медея катается по полу и проделывает различные манипуляции обнаженными ногами (пластика Романа Агеева). Оскорбленная женщина кричит, шипит, жеманничает, улещивает, угрожает - Молодому человеку хоть бы хны.
Я бы оставил в покое самодеятельную "Медею", но меня смущают две вещи: Утеганов назвал свою полуторачасовую композицию "антологией страсти" (это уже серьезная претензия и обман почтеннейшей публики, она ведь, подобрав мини-юбчонки, помчится на спектакль). Во-вторых, режиссер и актриса небрежно проскочили историю с убиением младенцев.
Конечно, нехорошо бросать законную жену, даже если она согрешила с каким-то проходящим мимо пастушком, только оправдано ли ревностью уничтожение двух малолеток? Ануй по французскому легкомыслию действительно оставил нам мало слов, связанных с детьми, но классическая Медея долго мучилась, размышляя, нельзя ли как-нибудь допечь неверного супруга иначе. Речь именно о цене страсти и цене измены. Предавшая отца и брата волшебница из Колхиды закономерно оказывается преданной. Медея у Юргенс о детях и своих преступлениях не помышляет. Хочется переадресовать ей совет печального "арлекина" Коромыслова из "Екатерины Ивановны": "Не надо рожать детей". Екатерина Ивановна, правда, детей не резала, однако обиды и сложная внутренняя жизнь не оставляли ей времени для потомства, как, впрочем, и мужу, члену Государственной думы.
ВИННАЯ КАТЕРИНА ИВАНОВНА
С "Екатериной Ивановной" все немножко позабористей. Если за первые 15 минут "Медеи" становится ясно, что думает, чувствует древняя греческая женщина, то даже три часа, проведенные в БДТ, не дали возможность установить, что думает и чувствует русская женщина в 1912 году. Одна из рецензий на постановку драмы в Московском художественном театре называлась "Между Саломеей и кокоткой", а сам постановщик спектакля, Немирович-Данченко, откровенно писал автору: "У Вас рядом с истинно трагическим - не глубокое, даже и манерное". В БДТ я не заметил ни Саломеи (хотя в фонограмме звучал танец Саломеи Рихарда Штрауса), ни намека на трагедию. Зато "не глубокому" отдана обильная дань. Манерность тоже требует каких-то дерзких усилий, на которые создатели нынешнего спектакля не способны. Обладающий недюжинной фантазией способен вообразить: да, в начале века пьеса звучала социально остро. Эпоха была, как говаривал персонаж Аркадия Райкина, жутчайшая. Только в страшном сне можно было представить женщину, баллотирующуюся на пост губернатора Санкт-Петербурга или начальника пожарной охраны. Что же оставалось развитой, тонко чувствующей женщине, как не пуститься во все тяжкие? Ведь не детьми же ей в самом деле заниматься?
Есть еще аспект психологический. Верю, первые исполнительницы главной роли, темпераментные красавицы М. Германова, В. Юренева, производили сильное впечатление, но актриса А. Куликова, занявшая место лирической героини театра (Инкен Петерсен, Нина в "Маскараде"), никак не подходит к типу роковой женщины модерна. Назначать Куликову на роль вамп так же нелепо, как суперпростушку Зою Буряк на роль леди Макбет. Режиссер Пинигин может торжествующе воскликнуть: "А мы и не хотели никакой вамп!" Но если Екатерина Ивановна не роковая женщина с "психологической тайной и вечной трагедией женского естества" (характеристика Л. Андреева), тогда объяснить смысл пьесы нельзя, что и происходит на премьере.
В первой части представление движется довольно бодро и, начинаясь тремя неудачными выстрелами обманутого мужа в жену, смахивает на водевиль. Забавна глупая картавая мамочка мужа (Лариса Малеванная) - шествуя в ночном капоте, она озабочена неприличностью выстрелов, расстроена разбитой тарелкой, Алеша (дебютант С. Галич) недоволен тем, что старший брат совершенно не умеет прицельно стрелять. Все было бы превесело, если бы невинная Катерина Ивановна во втором действии не стала доказывать окружающим мужчинам (и убедительно), будто она очень даже винная.
Защитники Леонида Андреева доказывали, что писатель вскрывает язвы современного общества. Наблюдая за течением спектакля БДТ, аккуратно сделанного, видишь развращение мужчин агрессивной женской сексуальностью или равнодушным допущением до себя. И мужа Екатерина Ивановна развратила. После прокола в снайперском деле он разрешил Блуднице-Мадонне делать что угодно, с кем угодно и где угодно. Если бы я был писателем Владимиром Куниным, я бы сострадал драме "Интердевочки". Если бы я был режиссером Львом Эренбургом, я бы взял ланцет и вскрывал бы с упоением язвы, нарывы и абсцесы сексопатологии. К сожалению, я - всего лишь застенчивый критик и вместе с основной частью зала недоумевающе хлопал артистам на поклонах.
СКАЖИ ЗАЧЕМ?
Актеры трудятся с прохладцей удовлетворенно обманутого члена Государственной думы, так что обсуждать их нечего. Постановочная часть на высоте. Один из лучших отечественных сценографов Александр Орлов почему-то сделал оформление в духе работ художника Семена Манделя, много и без претензий на образность работавшего в пятидесятые-семидесятые годы. Говорить снова о творчестве Пинигина - пустая трата времени, коль скоро он по-прежнему дорог руководству возрождающегося БДТ.
Порывы сломленной мужским обществом Екатерины Ивановны сопровождаются романсом, напеваемым с турецким акцентом: "Зачэм, зачэм любить, зачэм, зачэм страдать?" Если бы мне позволял дребезжащий голос, я бы исполнил режиссеру Пинигину, а заодно и режиссеру Утеганову другой романс: "Скажи, зачэм?"
Евгений СОКОЛИНСКИЙ
На Новый год хочется подарить зрителю что-нибудь веселое, праздничное, оптимистичное. Поэтому петербургские театры показали "Медею" (Молодежный) и "Екатерину Ивановну" (БДТ). Кажется, что общего между Ануем, Еврипидом (они вдвоем преподнесли заготовки для "Медеи") и нашим земляком Леонидом Андреевым? Однако ж умелый мозг режиссеров Алексея Утеганова и Николая Пинигина вытащил из старых пьес удобопонятное и во многом схожее содержание. Точнее, они посмотрели на вечно будоражащую ситуацию супружеской измены с двух точек зрения: мужественный Утеганов с женской позиции ("Как ты мог? А вот я тебе!"), а умудренный опытом Пинигин - с мужской ("Как ты могла? А ну тебя!"). На этом можно было бы мою реляцию закончить, но есть еще моменты этические и эстетические, их пока нельзя обойти.
ИРЛАНДСКОЕ РАГУ
Этика критика заставляет признать право актера на поиск. И почему бы Дарье Юргенс (в девичестве Лесниковой) не поработать в течение полугода над привлекающим ее сюжетом вместе с молодым режиссером и еще более молодым артистом Василием Гузовым (заметим, выложившись до предела своих творческих возможностей)? Правда, функция Василия не совсем понятна. В программке значится персонаж Молодой человек, однако Гузов, видимо, должен воплощать бездушное, бездумное, холодное мужское начало. И не суть важно, что в мужскую оболочку помимо Ясона, Креонта, Мальчика влез текст Кормилицы. Утеганов вообще с элегантной простотой соединил прозаический перевод В. Дмитриева (Ануй) со стихотворным Иннокентия Анненского (Еврипид). Если бы еще добавить сюда щепотку от "Медеи" Сенеки и "Медеи" Людмилы Разумовской, получилось бы настоящее ирландское рагу.
КАК ДОПЕЧЬ НЕВЕРНОГО СУПРУГА
Но вернемся в Измайловский сад к нашей брошенной на полу героине. Что же собственно происходит на сцене? Медея катается по полу и проделывает различные манипуляции обнаженными ногами (пластика Романа Агеева). Оскорбленная женщина кричит, шипит, жеманничает, улещивает, угрожает - Молодому человеку хоть бы хны.
Я бы оставил в покое самодеятельную "Медею", но меня смущают две вещи: Утеганов назвал свою полуторачасовую композицию "антологией страсти" (это уже серьезная претензия и обман почтеннейшей публики, она ведь, подобрав мини-юбчонки, помчится на спектакль). Во-вторых, режиссер и актриса небрежно проскочили историю с убиением младенцев.
Конечно, нехорошо бросать законную жену, даже если она согрешила с каким-то проходящим мимо пастушком, только оправдано ли ревностью уничтожение двух малолеток? Ануй по французскому легкомыслию действительно оставил нам мало слов, связанных с детьми, но классическая Медея долго мучилась, размышляя, нельзя ли как-нибудь допечь неверного супруга иначе. Речь именно о цене страсти и цене измены. Предавшая отца и брата волшебница из Колхиды закономерно оказывается преданной. Медея у Юргенс о детях и своих преступлениях не помышляет. Хочется переадресовать ей совет печального "арлекина" Коромыслова из "Екатерины Ивановны": "Не надо рожать детей". Екатерина Ивановна, правда, детей не резала, однако обиды и сложная внутренняя жизнь не оставляли ей времени для потомства, как, впрочем, и мужу, члену Государственной думы.
ВИННАЯ КАТЕРИНА ИВАНОВНА
С "Екатериной Ивановной" все немножко позабористей. Если за первые 15 минут "Медеи" становится ясно, что думает, чувствует древняя греческая женщина, то даже три часа, проведенные в БДТ, не дали возможность установить, что думает и чувствует русская женщина в 1912 году. Одна из рецензий на постановку драмы в Московском художественном театре называлась "Между Саломеей и кокоткой", а сам постановщик спектакля, Немирович-Данченко, откровенно писал автору: "У Вас рядом с истинно трагическим - не глубокое, даже и манерное". В БДТ я не заметил ни Саломеи (хотя в фонограмме звучал танец Саломеи Рихарда Штрауса), ни намека на трагедию. Зато "не глубокому" отдана обильная дань. Манерность тоже требует каких-то дерзких усилий, на которые создатели нынешнего спектакля не способны. Обладающий недюжинной фантазией способен вообразить: да, в начале века пьеса звучала социально остро. Эпоха была, как говаривал персонаж Аркадия Райкина, жутчайшая. Только в страшном сне можно было представить женщину, баллотирующуюся на пост губернатора Санкт-Петербурга или начальника пожарной охраны. Что же оставалось развитой, тонко чувствующей женщине, как не пуститься во все тяжкие? Ведь не детьми же ей в самом деле заниматься?
Есть еще аспект психологический. Верю, первые исполнительницы главной роли, темпераментные красавицы М. Германова, В. Юренева, производили сильное впечатление, но актриса А. Куликова, занявшая место лирической героини театра (Инкен Петерсен, Нина в "Маскараде"), никак не подходит к типу роковой женщины модерна. Назначать Куликову на роль вамп так же нелепо, как суперпростушку Зою Буряк на роль леди Макбет. Режиссер Пинигин может торжествующе воскликнуть: "А мы и не хотели никакой вамп!" Но если Екатерина Ивановна не роковая женщина с "психологической тайной и вечной трагедией женского естества" (характеристика Л. Андреева), тогда объяснить смысл пьесы нельзя, что и происходит на премьере.
В первой части представление движется довольно бодро и, начинаясь тремя неудачными выстрелами обманутого мужа в жену, смахивает на водевиль. Забавна глупая картавая мамочка мужа (Лариса Малеванная) - шествуя в ночном капоте, она озабочена неприличностью выстрелов, расстроена разбитой тарелкой, Алеша (дебютант С. Галич) недоволен тем, что старший брат совершенно не умеет прицельно стрелять. Все было бы превесело, если бы невинная Катерина Ивановна во втором действии не стала доказывать окружающим мужчинам (и убедительно), будто она очень даже винная.
Защитники Леонида Андреева доказывали, что писатель вскрывает язвы современного общества. Наблюдая за течением спектакля БДТ, аккуратно сделанного, видишь развращение мужчин агрессивной женской сексуальностью или равнодушным допущением до себя. И мужа Екатерина Ивановна развратила. После прокола в снайперском деле он разрешил Блуднице-Мадонне делать что угодно, с кем угодно и где угодно. Если бы я был писателем Владимиром Куниным, я бы сострадал драме "Интердевочки". Если бы я был режиссером Львом Эренбургом, я бы взял ланцет и вскрывал бы с упоением язвы, нарывы и абсцесы сексопатологии. К сожалению, я - всего лишь застенчивый критик и вместе с основной частью зала недоумевающе хлопал артистам на поклонах.
СКАЖИ ЗАЧЕМ?
Актеры трудятся с прохладцей удовлетворенно обманутого члена Государственной думы, так что обсуждать их нечего. Постановочная часть на высоте. Один из лучших отечественных сценографов Александр Орлов почему-то сделал оформление в духе работ художника Семена Манделя, много и без претензий на образность работавшего в пятидесятые-семидесятые годы. Говорить снова о творчестве Пинигина - пустая трата времени, коль скоро он по-прежнему дорог руководству возрождающегося БДТ.
Порывы сломленной мужским обществом Екатерины Ивановны сопровождаются романсом, напеваемым с турецким акцентом: "Зачэм, зачэм любить, зачэм, зачэм страдать?" Если бы мне позволял дребезжащий голос, я бы исполнил режиссеру Пинигину, а заодно и режиссеру Утеганову другой романс: "Скажи, зачэм?"
Евгений СОКОЛИНСКИЙ
